КАТТУЛ
(87 или 84-54 до н. э.)

В древние времена сохранность текстов была гарантирована лишь для произведений, входивших в школьную программу, а таких изощрённых и легкомысленных авторов, как Катулл и его друзья, в школе, конечно, не читали. Их сочинения выживали только по воле случая, и к Катуллу он оказался благосклонен.

Гай Валерий Катулл был одним из поэтов, которых принято называть «неотериками» (что по-гречески значит «новые» или «новейшие») — так иронически обозначил в одном из писем Цицерон модных стихотворцев его времени. Из сочинений Лициния Кальва, Гельвия Цинны и других нео-териков до нас дошло всего несколько десятков разрозненных строк, а от Катулла осталась целая книга.

Римский светильник.

Неизвестно, сам ли Катулл составил свой сборник или это сделали уже после его смерти. В книге 113 стихотворений, которые распределены на три раздела по очень простому (формальному) принципу. Сначала идут небольшие произведения, написанные разными лирическими размерами; затем восемь длинных, написанных и лирическими размерами, и гекзаметром, и элегическим дистихом; и наконец, эпиграммы — короткие стихотворения, написанные элегическим дистихом (см. дополнительный очерк «Поэтические размеры в Древней Греции»).

По ключевым словам: «маленькая», «новая», «гладко», «первый», «многотрудные», «учёные» — можно понять, что Катулл объявляет себя сторонником принципов александринизма (см. статью «Древнегреческая лирика»). «Большая книга — большое зло», — писал Каллимах, и его последователи считали верхом мастерства уместить обильное содержание в «маленькую» книжку (как Непот уместил всю всемирную историю в «три тома», т. е. папирусных свитка). Автор должен вложить в неё «много труда» — и знаний («учёности»), и формальной отточенности («гладкости»).

Только такая книга и будет по-настоящему новой, а её автор — по-настоящему первым. Эти принципы сказались во всех трёх разделах катулловского сборника.

О жизни Катулла известно не много. Поэт родился в Вероне (город на севере современной Италии), очевидно, в богатой и знатной семье — его отец был другом Цезаря. В свите Гая Меммия он побывал в Вифинии — такие поездки были для молодых римлян и этапом карьеры, и образовательным туром. Приехав в Рим, Катулл вошёл в круг молодых аристократов, многие из которых были видными политиками. Главной чертой этого круга являлась демонстрация максимальной свободы. Традиционным идеалом свободного римлянина была абсолютная мужественность: сила, верность в дружбе и непримиримость к врагу — в любой ситуации следовало быть активной, а не пассивной стороной. Аристократы поздней республики, в том числе и круг Катулла, стремились к этому идеалу, отбросив запреты, которые раньше не давали борьбе самолюбий подорвать стабильность общества. Но в то же время «золотая молодёжь» демонстрировала свободу даже и от этих норм, позволяя себе показную женственность и изнеженность.

Представить себе жизнь Катулла и его круга можно по книге Гая Саллюстия Криспа «О заговоре Каталины», письмам и речам Цицерона.

Подобное совмещение и конфликт двух моделей поведения — для «большого» и «узкого мира» — встречается и в стихотворениях Катулла. Вот «узкий мир» — Катулл пишет письмо своему другу Кальву: «Вчера днём, Лициний, бездельничая, мы с тобой нашалились в моих табличках, как и пристало неженкам; каждый, пиша стишки, шалил размером туда-сюда... Вернувшись домой, разожжённый твоей прелестью и шутками, я не мог есть, не мог спать, а в исступлении ворочался в кровати, всё ждал, когда рассветёт и тебя увижу...». Здесь что ни слово — вызов нормам «широкой» модели. В катулловском кругу говорили чуть ли не на особом жаргоне, в котором слова из «большого мира» меняли знаки на противоположные: «неженка», «рассеянный», «болезнь» (в значении «причуда») употреблялись в похвалу, а «строгий», «деловитый» — в осуждение.

Но если такого рода стихи, манеры, поведение кто-то принимал (или делал вид, что принимает) всерьёз и называл Катулла «бабой», то поэт мгновенно оставлял позу женственного неженки и обращался к самым агрессивным средствам из арсенала настоящего — по меркам «широкой» модели — мужчины, попутно разъясняя своим обидчикам разницу между позой и реальностью:

Растяну вас и двину, негодяи! Блудный Фурий и пащенок Аврелий! По стихам моим, лёгким и нескромным, Вы мальчишкой сочли меня бесстыдным. Сердце чистым должно быть у поэта, Но стихи его могут быть иными.

Говоря языком «узкого мира», Катулл бранит людей (друзей или противников, но в любом случае — из одного круга) за отсутствие остроумия, «столичности», за неудачно выбранную причуду (воровать платки на пиру, всё время улыбаться, щеголяя белыми зубами) и называет их глупцами, деревенщиной. Бранный язык «большого мира» совсем другой: здесь перед нами уже не противопоставления «город — деревня», «уместно — неуместно», а однообразная архаическая грубость: «я мужчина — ты баба; я человек — ты животное; я сильный — ты слабый».

В Новое время самый большой успех имели стихи Катулла, посвящённые Лесбии. Это греческое имя, образованное от названия острова Лесбос, родины Сапфо. С помощью псевдонима Катулл указывает читателю на свой образец — поэзию Сапфо. Стихи этого условного любовного цикла находятся и в первой, и в третьей частях сборника. В первой части в стихах выражен или воплощён один момент, одно состояние; в третьей части чувство, почти всегда парадоксальное, становится предметом размышления, остроты, анализа.

Контраст двух чувств служит предметом эпиграммы, которой и положено описывать удивительные, вызывающие недоумение и восхищение вещи. Но это не только чувства — для римлянина глаголы «ненавижу» и «люблю» означали прежде всего деятельное проявление и вражды, и желания. В число таких действий входили и высказывания: бранные стихи Ка-тулла против Лесбии — не просто описание ненависти, а враждебный акт; стихи о поцелуях — не просто описание желания, а сам акт требования или мольбы. Эти действия характерны именно для свободного человека — только он может открыто враждовать и желать. Но когда безымянный собеседник спрашивает: «Почему ты это делаешь?» — в ответе активный глагол заменён пассивным (вместо «делаю» — «делается»), а свободный человек оказывается в положении раба (вместо «ненавижу и люблю» — «терплю пытку»).

Апулей в «Апологии» сообщает, что под именем Лесбии скрыта некая Клодия — с XVI в. её принято отождествлять с одной из сестёр народного трибуна Клодия Пульхра, отправившего Цицерона в изгнание; самый яркий её портрет — в речи Цицерона «В защиту Целия».

До конца античной эпохи Катулл остаётся одним из любимейших поэтов образованных римлян. В Средние века он забыт; начиная с Возрождения Катулл снова знаменит — прежде всего как самый искренний из латинских певцов любви.

Помпейская фреска. Фрагмент.

назад
в начало    главная
далее