Конфуций учительствовал, путешествовал, пытался служить советником у князей, чтобы воплотить свои идеи в жизнь. Собственное литературное предназначение он видел не в сочинительстве, а в том, чтобы комментировать письменное наследие «великого прошлого». «Передаю, но не творю. Люблю древность и верю в неё!» — провозглашал Конфуций. О его учении известно прежде всего из «Лунь юй» («Беседы и суждения») — это высказывания самого Конфуция и его ближайших учеников, записанные их последователями в V—IV вв. до н. э.

Конфуций считал, что главное в жизни человека — желание учиться. Только тогда может быть воспитан совершенно мудрый муж, обладающий «гуманностью». А что такое гуманность? Конфуций отвечал на этот вопрос так «Не навязывать людям того, чего не хочешь себе». «Лунь юй» — книга назидательная, её главная цель — научить людей тому, как правильно жить.

Основное свойство конфуцианского порядка — иерархия, подчинение младшего старшему по возрасту, должности, полу (в китайском обществе женщина всегда стояла неизмеримо ниже мужчины) и т. п. Все отношения в семье, обществе, государстве выстраиваются по вертикали, и никакое равенство принципиально невозможно. При этом сам человек должен ощущать себя прежде всего частью семьи, клана, рода, общества. Он должен отказаться от свободы воли — только тогда воцарится покой в его душе.

Другой взгляд на мир и человека предлагал даосизм, сформировавшийся в VI—III вв. до н. э. (см. статью «Даосизм» в томе «Религии мира», часть 2, «Энциклопедии для детей»). Его основными теоретиками были Лао-цзы (VI в. до н. э.) и Чжуан-цзы (IV в. до н. э.), оставившие изложение своих взглядов в двух трактатах — «Дао дэ цзин» (Книга о Дао и Дэ) и «Чжуан-цзы».

Последователи даосизма отказывались от общественных условностей, из-за чего многие считали их безумцами. Но и сами даосы прикладывали немало усилий для поддержания этой репутации. Даосские мудрецы древности не только мыслили необычно, но и так же вели себя: нарушали «общественные приличия», игнорируя представления о мире и человеке как о чём-то заранее предопределённом и исчисленном. О самом Чжуан-цзы рассказывают, что, находясь при смерти, он завещал не устраивать ему настоящих похорон, не класть в гроб его тело, а просто оставить лежать на земле. Ученики же не соглашались поступить так из страха, что тело Чжуан-цзы склюют вороны и коршуны. Учитель отвечал: «На земле я достанусь воронам и коршунам, под землёй пойду на корм муравьям. За что же муравьям такое предпочтение?».

Лао-цзы (справа) в обществе китайского императора. 1260—1368 гг.

Так же как и конфуцианцы, даосы призывали избавиться от своего «я», только по совсем другим, антиобщественным соображениям. Идеал даоса — не достижение гармонии в обществе, а подчинение себя пульсации Вселенной, слияние с ней и её земным проявлением — природой. Поэтому в китайской культуре так важны словесные описания и живописные изображения природных ландшафтов во все времена года.

Ранние даосы оставили массу блестящих философских трактатов, многие части которых воспринимаются ныне как художественная литература — китайские мыслители обладали чрезвычайно конкретным образным мышлением. В трактате «Чжуан-цзы» много притч, поговорок, диалогов (при этом часто речь ведётся от имени вымышленных персонажей). Так передаются основные идеи «Чжуан-цзы» — о единении с природой, об относительности жизни и смерти, сна и бодрствования и т. д. («Неизвестно, Чжуан-цзы снилось, что он бабочка, или же бабочке снилось, что она Чжуан-цзы»).

Китайцы всегда с благоговением относились к истории, искали идеалы именно в прошлом. Поэтому и историческая традиция заняла в китайской словесности такое большое место. Каждая династия вела подробные записи, которые становились основой для составления династий-ных хроник. К ранним образцам древней исторической традиции принадлежат такие книги, как «Чунь цю» («Вёсны и осени») — погодная хроника древнекитайского царства Лу, охватывает период с 722 по 481 г. до н. э., и «Шу цзин» («Книга исторических преданий») — запись мифов, преданий, исторических событий с XXIV по VII в. до н. э., распоряжений правительства, поучений сановникам. «Классическую» форму историческим сочинениям придал древнекитайский историк Сыма Цянь, живший на рубеже II—I вв. до н. э. Его кисти принадлежит произведение «Ши цзи» («Исторические записки»). Сыма Цянь не только систематически изложил события прошлого, но и ввёл в свой труд раздел «Жизнеописания».

Первое имя в истории китайской поэзии, дошедшее до наших дней, — Цюй Юань (около 340 — 278 до н. э.). Он был министром при дворе княжества Чу. В это время, которое называется Чжаньго — период Борющихся царств, — семь царств беспрерывно соперничали друг с другом. Одним из них было Чу. В полной мере познал Цюй Юань тяготы военного времени и хитросплетения придворных интриг. Дважды его изгоняли из родного царства, никто не хотел слушать его советов. Видя гибель своей родины под ударами царства Цинь, Цюй Юань покончил жизнь самоубийством, бросившись в реку. Конфу-цианцы считали его образцовым мужем, который принял на себя вину, поскольку не мог исполнить свой долг — спасти родину.

Цюй Юань знаменит поэтическими произведениями о горькой судьбе человека непонятого и изгнанного ва-ном. Он считается родоначальником сао — «песен скорби». В стихотворении «Плачу по столице Ину» (столица царства Чу) поэт восклицает:

Настоящая художественная литература появляется тогда, когда поэты осознают, что слово — это не только смысл, но и красота. Можно смело утверждать, что во времена поэта Цао Пи (187—226 н. э.) такое представление уже сформировалось. Он полагал, что, в отличие от всех других письменных текстов, где важнее всего достоверность, стихи «требуют украшенности». Требование «красивости» поэзии становится требованием эпохи. Лу Цзи (261—303), автор поэмы «Ода изящному слову», вторил своему предшественнику: «Поэзия есть роскошь, обаятельность цветов, проносящаяся по стихам, как бы перед глазами, в то время как они звенят гармонией, так что и сама поэзия, и сама поэтическая мысль могут быть названы цветами...». Главным инструментом поэта являются слова. Задача — «выбрать слова с осмыслением должным и расположить их в порядке и стройно, так, чтобы каждое слово отборное встало на место своё. Всё в себе заключающий светлый солнечный луч непременно и разом раскроется мною; и всё, что таит в себе звук, до конца разовьётся в ударе одном по струне».

Таким образом, китайская словесность и литература прошли в древности огромный путь. Письменное слово, служившее вначале средством общения с миром богов, постепенно стало восприниматься как самостоятельный носитель красоты.

Старец в жёлтой одежде даоса плывёт к острову, где живут бессмертные. Китайский кубок.